Я раскидываю ноги и поддаюсь вверх бедрами, выкрикиваю бессмысленные звуки. В конце концов он сжимает в щепоть центр моего удовольствия и подергивает, держа меня за руки, глядя в глаза. И я кричу ему в лицо, облегченно, счастливо.

После чего он поднимает руку и трогает мои клыки, не помещающиеся за губами. Нежно.

Я смеюсь и лижу пальцы со слабым мятным запахом. Играю, водя по ним языком. Прикусываю, еще сильнее прикусываю, и меня снова накрывает темная волна.

Вот я сижу в порванной рубашке у стола и рычу, держа в руках мясо, отрывая от него куски и глотая, не пережевывая.

Мужчина меняет постельное белье, обеспокоенно на меня поглядывая.

И, когда я отбрасываю мясо, бросается ко мне, подхватывая и лаская. Мне нравится сворачиваться у него на руках как котенок, вылизывать его шею, маленькие сжатые как горошинки соски, бархатный мускулистый пресс. Когда я пытаюсь вгрызться ему в живот, он осторожно, но решительно отстраняет меня, переворачивая под себя.

И вот я уже знакомо плавлюсь от движения его пальцев. Крича и поскуливая. Потом, как будто сломавшись, он стонет и опускается вниз, лицом между моих раскинутых ног, начиная вылизывать ноющие, горящие огнем складки, омывая их прохладным блаженством.

Его язык двигается то ритмично вверх-вниз, то извивается, осторожно вылизывая меня изнутри. Он прижимает к постели мои дергающиеся от возбуждения и желания схватиться за него кисти, и мне остается только полосовать простынь когтями.

Время двигается рывками, всполохами. Меня опять кормят. А я заливисто хохочу. Потому что от белья остались опять жалкие ленточки.

Когда я играю, обвившись вокруг него телом, требуя ласкать и гладить, он надсадно и тяжело дышит, но послушно потирает напряженные соски, гладит ходящий волнами живот.

Уставшая, чувствуя во всем теле приятное натяжение, я засыпаю, уткнувшись головой ему под мышку.

И просыпаюсь уже утром. Одна.

У меня черные лапы, покрытые шелковой блестящей, ворсинка к ворсинке шерстью. И длинный, очень гибкий хвост.

.....

Во-первых, я не могла ходить. Те, кто внезапно получили четыре ноги вместо двух, меня поймут. Очередность управления лапами вызывала крайнее недоумение. Попытка передвижения на большой кровати привела к тому, что конечности перекрестились, и я застыла крестиком в задумчивости какую ногу поднимать и куда.

Упала на бок и радостно задрыгала лапами. Я смогла! Смогла!!!

Затявкав, поняла, что я так смеюсь. Покашливающим мягким тявканьем. Самая главная задача - выжить - решена. Было бы чудесно, если бы все оставшиеся задачи были именно такой сложности - какую лапу двигать первой.

С кровати я осторожно сползла пузом. Интересно, цирковые животные ходят на двух лапах, может и мне попробовать. Оттолкнувшись передними, замерла, присев на меховую попу. А ничего так, удобно. Я подперла подбородок лапой и томно мяукнула: «Ну как я тебе, милый?»

Получилось:

- У как я те, мивы?

И чуть не задохнулась от удивления. Вот это неожиданный подарок. В комнате раздалось веселое заливистое тявканье. Я сидела на попе, опершись спиной о кровать, и, махая лапами в воздухе как мельница, от души смеялась.

В дверь осторожно постучали. А вот и он, мой благородный спаситель. Боится зайти, нервничает. Я слышу даже через дверь как неровно его вампирское прославленное хладнокровное дыхание. Какой же он все-таки юный вампир, надо узнать о них побольше, теперь мне это пригодится, настоящей «вампирской подстилке», как называют доноров в народе.

Дверь медленно открылась, и Кристофер шагнул на порог, распрямляя плечи, ровнее лицом. Не хочет мне парень показывать всю ту бездну неуверенности, которую испытывает.

Я молчала, ожидая его дальнейшего шага. Все-таки он вампир, с которым я теперь минимум год буду связана. И хотя наша связь - плод быстротечного решения, я надеюсь, она не станет фатальной ошибкой моей жизни.

- Мари, доброе утро, - спокойный приветливый голос. - Если нужна помощь, скажи. Слуги приготовили завтрак.

Я съежила нос, фу, вот уж есть не хотелось совершенно. В спальне стоял тяжелый удушливый кровавый смрад, живот набит сырой дрянью как барабан. Этот извращенец кормил меня всю ночь, как только желудок не порвался. Даже мысль о еде вызывала у меня тошноту. Бэ.

- Если ты не против, я подойду и помогу тебе встать на лапы.

О, да. Подойди, милый. Увидишь как я великолепна, ловка в шкуре зверя. Приняв тявканье за согласие, мой однокурсник подошел поближе, стараясь не делать резких движений, и я внезапно поняла, что... стала крупненькой такой девочкой. Ну, надеюсь, девочкой, а не мальчиком. Такой трансформации за один раз я не переживу.

Внимательно выслушав мое повторное заливистое тявканье, Крис присел на корточки, протянул руку и прикоснулся к загривку. Погладил шелковый переливчатый мех. Зарылся пальцами в неплотную шерсть под челюстью и почесал.

Не поняла, мррр, он меня, мрр, за животное принимает. Кстати, как приятно чешет-то. Я положила лапы ему на плечи, этот хлюпик не удержался и завалился, упав на ковер спиной, ошарашенно моргая глазами. Потыкала мордой, чеши давай.

Некоторое время мы молчали, он чесал уже двумя руками, я довольно жмурилась и размышляла, насколько могу ему довериться. С другой стороны, что я теряю, в моем положении лучше рискнуть и отыграть себе небольшую зону комфорта.

- Я хварю.

Парень замер, но уже без опасения, просто удивленно, его явно начало отпускать все это время державшее внутренней струной напряжение.

- Мари? Ты говоришь? Как это возможно?

Хороший вопрос. Оборотни вообще не говорят. Думают, действуют как люди, если, конечно, не в боевом трансе, когда животные инстинкты перекрывают все, но точно ни при каких условиях не говорят.

Как они могут говорить, если строение пасти этого принципиально не позволяет. А я, забытые боги, косноязычно и с напряжением, но говорю!

- Нэ знау.

Он опять начал меня чесать, и уже совсем по-другому, как-то деловито помолчал. Наверно, обдумывал, что это может нам дать и как использовать. Я задергала задними лапами от удовольствия, раздирая ковер. Дааа, чеши, чеши.

- Никому нельзя говорить. - Я согласно кивнула. - Иначе, Мари, как бы под указ Совета не подвели. И меня заодно, как вампира-спутника.

О, вот значит как называют вампиры себя для доноров.

- Хо я?

- Кто ты? Пантера, Мари. - Он заулыбался. Я почти не видела, чтобы Крис улыбался, а тут так искренне и живо. - Какая-то очень крупная пантера. Утром специально пошел в библиотеку, чтобы разобраться в твоем виде, но не смог. Пантеры - это вид. Ты по разновидности или леопард, или ягуар, но это совершенно невозможно понять, потому что у тебя редкий черный окрас. И ты... реально большая. Намного больше указанных стандартов.

- Панера? Яф! Панера?! Яа!

- Ты, ты, только не топчись по мне так. О. Какая ты тяжелая!

Неуклюже слезая с Криса, давя его мощными лапами и вызывая непроизвольные охи, опять села у кровати. Крупная это хорошоооо. В мире животных важен размер. Я крупнаяя. Интересно, я всегда в животном теле буду такая по-детски эмоциональная? Крупная и мощная! Да!

Вот только вся эта мощь еле двигается. И запахи просто сносят. Калека я пока, а не пантера. Надо попробовать превратиться в человека, и там уже спокойно все обдумать.

Представила как возвращаюсь в свое прежнее тело, и теплая волна пронеслась по коже, поднимая шерсть дыбом. Моя фигура поплыла, и через пару секунд на ковре я восседала уже обнаженным человеком. Совсем, тотально и порочно обнаженным. Мамочка, какой стыд!

Скользнув взглядом по груди, Кристофер моргнул и порозовел губами. Теперь я знаю как вампиры краснеют. Или это от голода у них так. Я сдернула торопливо простыню и тщательно обмоталась, стараясь не смотреть на него. Но память сама проматывала картинки в памяти, как он меня ласкал и как ласкалась я.

Осторожно изучив взглядом выглядывающее из кокона и прячущее глаза смущенное лицо, Кристофер неожиданно шумно сглотнул. Потом опомнился и торопливо заговорил, бросая быстрые неверящие взгляды.